— Мне очень жаль… — прошептала Мередит.
По-прежнему мотая головой, Дерек Арчибальд сделал еще шаг вперед:
— Я не мог допустить, чтобы об этом узнали. Я пошел домой, взял ткань, которую жена купила на занавески. Вернулся в сарай и завернул в нее мою Кимберли. Потому что над ней уже летали мухи. Там, где работают с мясом, всегда много мух. Они чуют кровь. Они почуяли кровь Кимберли. Я завернул мою девочку, чтобы они не добрались до нее. — Арчибальд сунул руку за пазуху. — Ты никому об этом не расскажешь. Ты тоже умрешь. Ничего не поделаешь. Не надо было шпионить…
Арчибальд достал из-за пазухи длинный и широкий нож для мяса и двинулся на Мередит. Дневной свет играл на чистой стали.
Мередит развернулась и бросилась к воротам. Там дорога, там люди, там спасение. Мясник ринулся за ней. Она не ожидала, что он способен двигаться с такой скоростью. В мгновение ока он оказался в полутора футах от ее спины. Она затылком ощутила его тяжелое дыхание и вильнула в сторону. В это время Арчибальд ударил ножом. Он промахнулся и грязно выругался.
Маневр спас Мередит жизнь, но одновременно закрыл путь к воротам. Бежать, бежать, чтобы у мясника не было той доли секунды, когда ему удалось бы чуть замедлить бег и ударить ножом. Почувствовав, что не успевает, он попытался схватить ее за плащ. Пальцы скользнули, схватили пустоту. Мясник притормозил, ткнул ножом. Мередит прыгнула в сторону. Нож ударился о могильный камень.
Из-за двух разворотов получалось, что теперь Мередит бежала обратно, по грязной тропе, избитой ногами полицейских и зевак. Тропа заканчивалась могилой Грешамов. Высокий холм свежей земли преградил ей путь.
Она отчаянно прыгнула через него, но, приземляясь, поскользнулась на скользкой влажной земле. Ноги выехали вперед, и Мередит растянулась поперек могилы. Она судорожно забарахталась, пытаясь встать. На нее упала тень.
Она с ужасом взглянула вверх. Стальное лезвие опускалось на нее, такое яркое в солнечном свете.
Мередит не поняла, как сумела схватить запястье Дерека Арчибальда обеими руками. Стремительное лезвие зависло в воздухе. Но мясник был во много раз сильнее. Его красное потное лицо застыло в гримасе безумия. Бритвенно-острый кончик ножа неумолимо приближался. Перед глазами Мередит вспыхнула картинка: Дерек у себя в лавке, спокойно и мощно опускает нож на кусок мяса, легко разделяя плоть, хрящи, жилы и кости. Если дать ему опору для ног, свободу движения для его искусной руки — он убьет ее одним ударом. Просто отмахнет голову, будто ее и не было.
И тут начало происходить что-то странное. Она проваливалась. Ее руки застыли в смертельном усилии, как железные прутья. Она проваливалась все глубже. Дерек навалился на нее всем весом, пытаясь доставить острие ножа к ее телу, но тоже потерял опору. Ярость на его лице сменилась непониманием. Что происходит? Догадка пришла к обоим одновременно.
Свежая, мягкая земля подалась под их весом. Они проваливались в могилу Грешамов.
Дерек инстинктивно выпрямился, попытался восстановить равновесие. Но он был тяжел, земля его не держала. Заваливаясь, он схватился за могильный камень, и без того накрененный вперед. Дерек взмахнул свободной рукой. Камень обрушился ему на голову, мгновенно отключив сознание.
Рука с ножом обмякла. Потерявший сознание Дерек осел и всем весом навалился на Мередит. Сверху на нем лежал могильный камень. Мередит оказалась в ловушке. Ее взгляд нашел единственный кусочек неба, видимый из-за распластавшейся на ней туши.
В наступившей тишине было слышно только ее мучительное дыхание. Земля приняла ее в себя, не позволив мяснику выдавить из нее жизнь. Он завис на непотревоженных краях могилы, а она провалилась ниже. Она могла дышать — неглубоко. Сколько она так выдержит?
Совсем рядом с ее лицом земля начала осыпаться. Мелкие камушки сталкивались и пощелкивали. Земля подалась еще на дюйм. Что-то холодное и скользкое пробежало по щеке. Пальцы хватали только грязь. «Прекрати паниковать!» — приказала она себе и тут же судорожно стала пытаться выползти из-под удушающего веса.
Бесполезно. Возможно, она смогла бы выкарабкаться из-под Дерека. Но не из-под мраморной плиты, накрывшей их, словно крышкой. Могильный камень похоронил их обоих.
Гордон сидел напротив отца Холланда и нянчил в пальцах стакан с терапевтическим бренди. Сдвинув тлеющую сигарету в уголок рта, он сказал:
— Отец, простите за беспокойство, которое я вам доставил!
— Не извиняйся. Хотя мы и вправду беспокоились о тебе, Гордон! — ответил священник. — Почему ты не пришел ко мне?
— Я решил, что он меня здесь найдет.
— Кто?
Глаза Гордона закатились.
— Он! — едва слышно прошептал он.
Отец Холланд раскрыл было рот, но Маркби опередил его:
— Гордон, начни с начала. Расскажи нам все. Если будет долго, не страшно. Главное, ничего не пропусти. Хорошо?
— Хорошо, — пробормотал несчастный.
Он утер рот тыльной стороной ладони и сделал видимое усилие, чтобы собраться с мыслями.
— Люди не любят разговаривать с могильщиками, — начал он свой рассказ. — Не любят вспоминать про смерть. При виде нас с Дэнни они всегда нервничали. И не смотрели в нашу сторону. Нам-то это было до лампочки. Вечером мы ходили в паб выпивать. Каждый вечер. С нами никто не говорил, и мы просто пили пиво. Мы никому не мешали, и нам никто не мешал.
Отец Холланд заерзал от нетерпения, и Маркби предостерегающе посмотрел на него. Когда такой человек, как Гордон, что-либо рассказывает, лучше его не торопить и не перебивать. Пусть говорит как может. А то вообще замолчит.